Белая лошадь

Белая лошадь была черна как смоль. Но люди почему-то упрямо отказывались признать её чёрной лошадью и настойчиво звали гнедым. Люди жестоки, а порою — просто глупы. Им не понять.     В очередной раз обиженная, лошадь сидела в гнезде и жмурилась на бумажный кораблик, забытый во вчерашней луже. С деревьев, шурша, опадала осенняя печаль. Ковром-самолётом стлались под облаками улетающие на юг птицы. Где-то на севере дождь собирался в дорогу, подпоясывал рубаху ветром.     «Кис-кис!» - настойчиво звал из-под дерева хозяйский сын-семилеток, но лошадь не отвечала — она знала, что это приторно-ласковое «ки-иса, ки-иса» не сулит ей ничего хорошего: её опять будут таскать за хвост, выдёргивать плавники и ковыряться в душе. Она отворачивалась и прятала морду под хвост.     А когда поплыли в белосером поднебесье журчащим клином журавли, она подняла тоскливо положенную на лапы голову, вытянула шею, запрядала купированными ушами, прислушиваясь. Что-то в её сердце отозвалось, затрепетало, расширилось воздушным шариком и опало. Расширилось и опало.     «Что же ты медлишь, сестра! - кричали ей птицы. - Давай к нам! Улетим от осенней грусти!»     И тогда, не выдержав, белая лошадь рванулась, с места в карьер, рысью, галопом, иноходью — всеми отчаянными аллюрами сразу — и — глухомягким топотом по облакам, облакам, облакам — в небо, белым пятном, сливаясь и растворяясь, вслед за стаей родимой — на юг.     Вот.